Мониторинг
Двое рижан основали глобальную блокчейн-компанию полного цикла Bitfury, одного из мировых лидеров промышленного майнинга биткойна. На родине основателей у нее активов нет.
Офисы основанной в 2011 году уроженцем Риги Валерием Вавиловым группы компаний Bitfury – крупнейшего за пределами КНР промышленного майнера биткойна – расположены в Сан-Франциско, Вашингтоне, Гонконге, Лондоне и Амстердаме, а дата-центры – в Исландии и Грузии.
Компания разработала и производит собственный микрочип для майнинга. Стартовый капитал составил 110 тысяч долларов, затем она развивалась за счет стремительно роста биткойна. В 2014-2015 годах привлекла 60 млн. долларов венчурных инвестиций, что составило половину всех мировых инвестиций в инфраструктуру биткойна. Популяризирует использование блокчейна в государственной сфере, зарабатывает в основном на майнинге и продаже чипов. Совместно с Hut 8 Mining Corp. готовится открыть сеть крупнейших в Северной Америке дата-центров для майнинга биткойнов.В январе 2017 года официально основала Бизнес-совет по глобальному блокчейну (GBBC) на Всемирном экономическом форуме в Давосе. LETA поговорило с директором по информационным технологиям компании BitFury, рижанином Алексеем Петровым о том, как устроен многопрофильный бизнес биткойна.
Компания почти на полмиллиарда долларов
Вы считаетесь самым крупным майнинговым пулом за пределами Китая. Какова доля ваших мощностей на рынке?
Алексей Петров: На текущий момент это порядка 10%. В разное время бывало по-разному, это нормальное явление, в какой-то момент наша доля составляла больше 45%. Но это все происходит волнами, поскольку у нас очень конкурентная область.
А сколько стоит компания?
А.П.: Ее оценка сейчас составляет порядка 400 млн. долларов. Вы говорите просто о майнинге, но BitFury – это группа компаний, которая занимается разными видами деятельности. Какие-то из направлений более прибыльны, какие-то менее, поскольку они находятся только в начале развития. Мы, в том числе, занимаемся разработкой программного обеспечения – в основном, на блокчейне. Это то, что мы знаем, это направление, в котором мы хорошо развили экспертизу. Естественно, мы стараемся диверсифицировать риски, развивая разные направления.
Вам принадлежит и само оборудование для майнинга?
А.П.: То оборудование, которое мы производим, те дата-центры, которые мы строим, естественно, находятся на балансе у компании.
А где юридически располагается ваша компания?
А.П.: Юридическая структура – не тот вопрос, на который я могу вам полноценно ответить, потому что это достаточно большой холдинг, мы имеем представительства в разных странах. Один из головных офисов у нас в Сан-Франциско, второй по важности офис находится в Амстердаме. “Прописка” компании зависит от того, какого рода деятельность мы ведем в данной стране. Например, отдельное подразделение открыто в Грузии, на нем числится тот персонал, который работает в дата-центре.
В Грузии фермы, в Латвии – люди
В Сан-Франциско, Амстердаме у вас, видимо, находятся разработчики, R&D, а в Грузии – непосредственно майнинговые фермы, которые требуют низкой стоимости электроэнергии?
А.П.: Нет, это все комплексно происходит. Чтобы произвести оборудование, нужны инженеры, проектировщики, аналитики. Если бы мы говорили о большой компании, возможно, речь бы шла об одном здании, где все эти люди сидели бы и производили все на месте. Если мы производим молоко, понятно, что все происходи в пределах локализации фермы. В данном случае география намного шире. Микросхемы вы можете производить только в Тайване, там стоит единственная в мире линия. Поэтому либо инженеры едут туда, либо проектируют где-то в другом месте и пересылают результаты в Тайвань. Соответственно, вам нужна масса народа в разных местах. В Грузии у нас технологический парк, и там у нас работает два дата-центра.
Каким образом снижается стоимость электроэнергии, как технически обеспечивается охлаждение?
А.П.: Охлаждение – вообще отдельное технологическое направление, в котором нам пришлось внедрить множество инноваций. Один из дата-центров у нас на воздушном охлаждении достаточно хитрого образца, там, в частности, применяется вода для снижения температуры. Во втором используется жидкостное охлаждение: все устройства погружаются в специальную жидкость 3М – это очень сложная в изготовлении субстанция. Помимо нашей компании в мире такого размера дата-центров с применением такого числа технологий в таком объеме никто не строил. И именно эти инновации позволяют снизить эксплуатационные расходы и быть более эффективными на рынке. Второй вопрос – стоимость электроэнергии. Один дата-центр у нас покупает электроэнергию по стандартным расценкам, по которым она доступна всем потребителям Грузии. Никаких специальных условий там нет. Электроэнергия там дешевле в силу местных условий. У нас в Латвии она дороже потому, что дороже транспорт, неэффективно производство, завышены цены.
В Грузии ГЭС?
А.П.: В основном, ГЭС. В регионе зачастую не могут реализовать всю произведенную электроэнергию, но, продав ее какому-либо инвестору или переключив, они могут получить дотации, финансирование на развитие действующей электросети. Наш второй дата-центр находится недалеко от Тбилиси в свободной экономической зоне. На нее распространяются специальные условия. У нас особая цена на электричество, но к нам предъявляются и особые требования со стороны правительства.
А в Латвии что-нибудь есть у вас?
А.П.: Один из основателей родился в Латвии, я сам рижанин, но практически никаких ресурсов здесь нет. Здесь есть люди. Когда мы набирали компанию, мы искали людей с европейскими паспортами. Так сложилось, что некоторые из них родом из Риги. Но у нас много работников-иностранцев, разбросанных по всему миру.
Каков штат у вашей компании?
А.П.: Порядка 350 человек. Это, не считая отдельных компаний, которые мы купили и поглотили, в том числе отдельные подразделения в Грузии.
Где майнят биткойны?
Вы работаете в разных юрисдикциях, у вас в разных странах деятельность по-разному квалифицируется? В Грузии вам не нужно лицензировать деятельность с биткойном? А где вы ее лицензируете?
А.П.: С регулированием в Грузии относительно биткойна все достаточно просто: они видят перспективу в развитии этих технологий, там создаются максимально комфортные условия. Но когда у вас есть дата-центр, майнинговое оборудование, и оно производит какую-то работу, это не обязательно физически то место, где рождаются биткойны. Биткойн – распределенная сеть. Там стоит только оборудование, которое выполняет математические вычисления. Сервера, которые непосредственно собирают блоки и генерируют биткойны, находятся в другой юрисдикции.
В какой?
А.П.: Эта информация относится к коммерческой тайне и интеллектуальной собственности. Архитектура компании пересматривалась не раз, у нас есть инвесторы, мы проходим регулярные аудиты, структура юридически выверена, все действия и операции обусловливаются, в том числе, экономической и административной целесообразностью.
То есть, вы, собственно говоря, генерируете биткойны, которые находятся в вашей собственности?
А.П.: Да, это тоже наш актив, который декларируется, регистрируется и проводится по бухгалтерии.
Все биткойны, которые генерируются на вашем оборудовании, принадлежат компании?
А.П.: Вы задаете вопрос, на который трудно ответить “да” или “нет”. Если есть инвесторы, которые вложили деньги, то им мы обязаны вернуть их в оговоренной форме. В результате мы должны произвести полный бизнес-цикл: вкладываем деньги в постройку оборудования, производим биткойны, но вынуждены их продать, чтобы расплатиться с инвесторами. И чтобы заплатить за электричество, покрыть прочие расходы. Владеем ли мы всеми биткойнами? Мы, в том числе, арендуем оборудование, продаем майнинговые контракты, и в таком случае это не совсем наша собственность, мы выполняем сервисную работу для клиентов, которые это купили. Что касается оборудования, которое мы производим – часть его мы продаем, часть ставим и эксплуатируем, его могут у нас в дата-центрах арендовать другие люди, и использовать его, в том числе, и для майнинга биткойна. Модель достаточно проста и прозрачна.
Как в любом дата-центре, только ваш – специализированный?
А.П.: Только на порядок сложнее. Любой дата-центр строится 3-4 года. Мы строим наши за 2-3 месяца. Это называется NinjaSkills (“умения ниндзя”): люди планируют и делают какие-то вещи, которые на других рынках занимают гораздо больше времени. Проектирование процессора занимает обычно два года. Мы разрабатываем чип за 4-5 месяцев. Люди работают интенсивнее, это более агрессивный рынок, он требует других мер для выживания, просто нахождения в нем.
Перегреется и лопнет?
Последний биткойн будет добыт в 2140 году по достижению их числа 21 млн.. Какое вознаграждение будет стимулом для работы гигантских майнинговых ферм, необходимых для поддержания функционирования этой монетарной системы?
А.П.: Проблема не в том, когда он будет произведен. Действительно, сеть устроена так, что изначально происходит эмиссия биткойнов. По мере того, как рынок разрастается, нам нужно производить эмиссию электронных активов, токенов (криптографических ключей. – Прим. авт.) – так же, как происходит эмиссия купюр в нормальной денежной системе. И механизм награды майнера как раз и производит эмиссию этих активов. Да, скоро она закончится. Но работа майнера заключается не только в производстве и эмиссии этих активов. Основная их работа – подтверждать и обрабатывать транзакции в сети, и за это они получают комиссию с каждой транзакции. По мере того, как все новые люди включаются в пользование биткойн-сетью, награда сокращается, а транзакций становится все больше. Одно вознаграждение постепенно заменяется другим. Уже сейчас комиссия составляет более 20% дохода майнеров. С самого начала награда за блок была 50 единиц. Через 4 года она уполовинилась, а сейчас составляет 12,5 единиц. Но если мы вернемся на 8 лет назад, численность транзакций не превышала 10 тыс. в сутки. Через 4 года она составила около 60 тыс. в сутки, а сейчас превышает 350 тыс. в сутки.
То есть, по мере прекращения эмиссии майнеры будут получать в свою собственность биткойны уже из ограниченного количества эмитированных денег?
А.П.: Майнеры должны покрывать расходы, которые существуют в реальном мире. Поэтому они не могут их получать и держать. Они все равно будут их продавать и менять либо на доллары, либо на евро, либо на грузинские лари, чтобы заплатить за электричество, работникам и так далее. А поскольку на этом рынке нет монополии, величина комиссии регулируется конкуренцией.
Чикагская фьючерсная биржа запустила фьючерсы на биткойн. То есть, со временем производные финансовые инструменты на это “информационное золото” будут развиваться, усложняться и отрываться непосредственно от биткойна? Система все равно стремится к спекулятивности?
А.П.: Система не будет усложняться. Фьючерсы на биткойн влияют слабо.
Фьючерсы влияют на то, как фиатные деньги вливаются в систему.
А.П.: Но сама система функционирует на других принципах. Фиатные деньги, по своей природе являющиеся валютами, имеют инфляционную природу, то есть, со временем обесцениваются. Биткойн имеет дефляционную природу, он со временем растет. Но есть нюанс. Если фиатных денег вы не можете потратить меньше копейки, или меньше одного евроцента, потому что это минимальная единица, биткойны вы можете дробить до стомиллионных долей. Это одна из перспектив обращения криптовалюты, у них много дополнительных возможностей и в какой-то мерее они более эффективны, чем привычные валюты.
Перейдет ли латвийское правительство на блокчейн?
Вы сотрудничаете в сфере электронного управления с правительствами Грузии и Украины. Предлагали ли вы внедрить блокчейн-решения латвийским государственным структурам для облегчения документооборота?
А.П.: Блокчейн подходит не только для документооборота. Это очень удобная, а главное, более эффективная и дешевая система для большинства реестров, платформ голосований, и использование этого инструмента дает конкурентное преимущество. Я общаюсь время от времени с нашими политиками и чиновниками: Даниэлем Павлютсом, который основал Латвийскую ассоциацию стартапов, с Банком Латвии, Министерством финансов, Судебной администрацией. Я более 15 лет проработал в латвийском МВД и полиции, был долгое время советником госсекретарей и министров и поэтому знаком с политической кухней. Было бы желание что-то делать, менять придется многое и серьезно, в том числе в экономике, в политической стратегии и планировании. Но Латвия вполне может быть конкурентоспособной и успешной в этой сфере. У нас для этого есть все условия: хорошие айтишники, понимание технологии, ресурсы, расположение, позиция финансового центра -мы вполне можем обыграть соседей на этом поле. Мы стараемся насколько это возможно поддерживать и локальные стартапы. С Эстонией разговор идет гораздо проще, у них давно используется похожая технология в том же регистре эстонских ID, который сейчас очень успешно работает и дает возможность стать резидентом даже удаленно. Я знаком с Тоoмасом Ильвесом, бывшим президентом Эстонии. Сейчас общаться с ним стало еще проще, поскольку он живет в Риге. Он поддерживает наши идеи, даже присоединился к Bitfury и выступал на нашем мероприятии по блокчейну в Давосе.
Источник:
http://www.baltic-course.com/rus/opinion/?doc=136090
